О ЛЮБВИ НЕ ГОВОРИ . . .

Habent sua fata libelli – книги имеют свою судьбу! Эта прописная истина восходит к поэме Теренциана Мавра, жившего во II веке до Р.Х. Истина достаточно банальна: а есть ли вещи, не имеющие своей судьбы? Имеют, разумеется, свою судьбу и песни. Люди моего поколения помнят некоторые из них в блистательном исполнении Клавдии Ивановны Шульженко. Тогда ещё не было даже чернобелого телевидения, и слушать певицу можно было изредка по радио или в записи на заезженных старых пластинках, заводя пружину хриплого патефона. «Руки» и «Старый вальс», «Записка» и «О любви не говори»... Их знали все. «О любви не говори, о ней всё сказано». Это не вызывало сомнений. Десятки веков живут на Земле влюбленные мужчины и женщины. За это время, должно быть, всё, что можно сказать, не только сказано,но и повторено бесчисленное множество раз. Но иногда наступает счастливый миг, и на свет рождается человек, который говорит всем известные слова, а они звучат, как новые и обретают новую силу и свежесть: «Я помню чудное мгновенье: Передо мной явилась ты, Как мимолетное виденье, Как гений чистой красоты.» или «О, как на склоне наших лет Нежней мы любим и суеверней... Сияй, сияй, прощальный свет Любви последней, зари вечерней!» Наверное, я мог бы занять подобными цитатами, где словам возвращается их первозданная мощь, множество страниц. Это не только Пушкин и Тютчев, Блок, Маяковский, Ахматова... Это Шекспир и Ронсар, Петрарка и Гёте, Мицкевич и Лорка. Но когда речь идет о поэтах, творивших не по-русски, между нами и ними встает переводчик. Перевод обычно сохраняет смысл, форму, но очень часто не может передать прелести слова, его яркости, энергии. Но даже мертвенный перевод библейских книг, сделанный людьми церкви, которые заботились о благочестии больше, чем о поэзии, не в состоянии скрыть оригинальность и новизну восприятия красоты, свойственного великому поэту, царю Соломону.

О любви не говори!

( Read more... )